Между двумя бываниями

Димитрий:

Существование физического тела кажется непрерывным.

На деле это не так.

Физическое тело есть череда явлений.

Они сливаются, получается некоторая устойчивая иллюзия.

А именно, так является тело славы. Или же – ПРОявляется. Впрочем – какая разница…

Упрощенно говоря тело славы представляет собою маятник. Его предельные точки амплитуды колебаний – тело физическое.

То есть физическое тело на самом деле не непрерывно, оно мерцает…  Оно БЫВАЕТ. И вот, между любыми его бываниями, между двумя мерцаниями – лежит бездна.

Но мы не замечаем ее.

Почему? Да просто по той причине, что точка, из которой мы смотрим обыкновенно: тело физическое. Оно мерцает. И, следовательно: когда перестает быть оно, то ведь и прекращается наблюдение.

Не можем замечать пауз.

Простой пример. Когда монтируют фильм, то из материала первично отснятого сколь многое вырезается. Потом, чтобы уничтожить эти зияющие расселины, лента склеивается. А склеенная сия лента, когда прокручивается, – она рождает полное впечатление, что движущаяся на экране фигурка, будто бы, да и окружающее ее все существует совершенно непрерывно.

Итак, давайте мы все расслабимся и закроем глаза. Почувствуй же свою Жизнь и представь себе… ну, скажем для простаты… КАЧАНИЕ МАЯТНИКА.

Теперь ты видишь: физическое тело твое представляет лишь… крайние положения.

Левое. Правое.

Левое… и опять правое. Теперь ты понимаешь причину этой зеркальной симметрии. Но довольно. ТЕПЕРЬ ПОЕХАЛИ ВВЕРХ.

Ты ПОНЯЛ, ибо теперь ты смотришь из такой точки, которая перемещается по плечу маятника все выше… выше… И вот уже ты стал там, где полный, где нерушимый никогда никакими вселенскими колебаниями Покой.

Вся сила маятника сосредотачивается в точке его опоры. Суть маятника – это точка опоры.

Небесное царство?

Ирий?

Не более, чем лишь точка, в которой подвешен маятник. В которой подвешены ВСЕ  маятники. Любые…

Теперь ты видишь: между двумя любыми бываниями ближайшими твоего тела физического… есть бездна славы!

Почувствуй же себя в этой бездне.

Сфотографируй.

Запомни, что это есть такое на вкус, что есть там.

Что непреложное остается между двумя бываниями.

Теперь…

Теперь уже нам довольно. То есть – ДО Воли.

Туда пора возвращаться. И потому – представь, что будто бы ты опять можешь заставить себя поверить, что бытие ограничивается лишь крайними положениями мельтешащего маятника… Теперь – поверь, как будто бы ты и вправду поверил в это.

И с этим открой глаза. Теперь приходим понемногу в себя. Потягиваемся. Воспоминаем во едино мгновение навыки пилотирования тела физического.

Кто-нибудь что-то видел, пока был Там? Рассказывайте тогда.

Дима:

- Такое было… такое… Даже никак не знаю, словами как рассказать. Одно вот разве только могу. Из много из всего, что было.

Болтается пиджак на Потоке… совсем пустой. Как маятник на крючке!.. Да, наверное.

Так и вот. Что самое интересное, пиджак этот – мое тело. Меня как будто на самом деле даже и нет. Я понял. Я – вправду – этот вот пиджак… и Поток!

Стас:

- Пустота. И спутник, висящий неподвижно на околоземной орбите…

Он весь какой-то крестообразный… То есть – восьмерично крестообразный. Солнечные батареи… сегменты.

И вот у него еще есть такая антенна… как цветок лотоса. Или – симметрично разъединенный на дольки, но не до конца, апельсин. Причем из отсутствующей сердцевины этого апельсина торчит еще прямой серебристый стержень…

И как оно все объемно! Искрится… как оно все исполнено, так сказать, в этом самом 3Д-формате!

Вот. Спутник… Ну, а стазу же потом – и еще. Как будто бы некий холст, вот этакая вот фактура холста… как если бы прямо под осязающими пальцами моего сознания!

И вот, на этом холсте изображены две книги. А сверху на них установлена свеча. И она горит, нарисовано…

Роман:

- А я почти совсем ничего не видел.

Почти – потому что вот одно БЫЛО, это одно… Такое, что я вообще в своей жизни еще подобного НИЧЕГО никогда не видел!

Ну… ЛЕГКОСТЬ. ТАКАЯ легкость…

Это не как бывает, как если бы ты избавился только что от чего-либо неприятного. А это такая легкость, что… тебя – нет. Ну… или даже не знаю, как это вообще сказать!

Короче, вдруг вот перестал кто-то заставлять и дальше переть этот чертов «чемодан без ручки»!

Маша:

- Я ничего не видела. Или – видела ничего. Как угодно. Потому что просто уснула.

Вот именно от этого, что уснула, у меня теперь такой удивленный вид. Потому что со мной такое только второй раз в жизни, чтобы вдруг посреди дороги уснуть и спать себе преспокойно.

И сон был очень глубокий даже. Но это был не обычный сон. Меня всю так потрясло… вот ЭТО, что мне было этим сном дадено вдруг!

То есть: у меня были картины, которые я не видела. Я – не видела, но они – были (как-то). И, что самое главное, вдруг я так ярко-ярко вспомнила СЕБЯ. Ту, которую НЕ помню. То есть – не запомнила. Да, вот так и!..

Ирина:

- Поверхность воды. Да, просто ее поверхность. Очень отчетливо. Почти что как… извилины мозга. Бугристая. Сохраняющая следы.

Так именно, может быть, видит воду спокойного океана чайка. Когда она над нею летит, сытая уже, не думая ни о чем.

И вдруг меня останавливает что-то, прекращает мое нецеленаправленное стремление над этой поверхностью. И вот оно чем оказывается, это что-то, остановившее. Я вижу, распознаю, что под этой водой находятся ДВА ЛИСТА.

Бумажные. То есть это две рядом лежащие страницы. Такое впечатление, что… мечтающие срастись в КНИГУ.

И вот они уже соприкасаются как-то. И – вот это самое главное! Два и отдельные, но – соприкасаются. Страницы – но под водой.

Не знаю…

30.04.2011

P.S.

Во время делания «Между двумя бываниями» мы сидели вокруг массивного стола из березы. Его округлая темная столешница напоминала мне, почему-то, изображение продольного среза Мирового Яйца – священный символ ведизма.

В центре столешницы, то есть примерно на равном расстоянии от всех нас была маленькая хрустальная ваза. И в ней стояла веточка вербы. В обыкновенной воде из-под крана – без каких-либо садоводческих добавок, способствующих прорастанию.

Она и не прорастала. Но и не осыпались эти ее пушистые цветочки. Держалась, какой была, принесенная с Вербного воскресения (17 апреля). То есть не пустила за все это время корешков и не показалось ни одного листика.

И вот, сразу же на следующий же день после нашей встречи – то есть на 1 мая – вдруг выбились молодые белые корешки, упершиеся в хрустальную стенку, появились прозрачные тонкие светло-зеленые листики, начинающие разворачиваться.

А еще через день корешков и листиков стало столько, что Ирина решила посадить ветку вербы во дворе у своего дома, чтобы из нее выросло дерево.

Теперь оно и растет. Отмечает место парковки Ирининой машины. Еще Ирина угощает иногда под ним всяким вкусным дворовых котов.

Забавно, что через неделю после просадки деревца один из нас наткнулся в Сети на следующее. Оказывается, в январе текущего года представитель партии власти в Госдуме заявил нечто вроде: «Мы будем сажать, сажать и сажать! И народ нас в этом поддержит!»

Владимир Жириновский (ЛДПР) проявил беспокойство бросившееся в глаза корреспондентам, и начал выкрикивать протесты с места. Спикеру Борису Грызлову пришлось его унимать. А Василий Захарьящев (Единая Россия) пояснил, что это призывает он так учредить новый всенародный праздник: День садовода.

Так вот, сенатор предложил отмечать этот праздник… именно 2 мая. В день, на который как раз и выпала случайно наша маленькая посадка. J

Рекомендуем × − +